Это продолжение, см. предыдущую часть.
Глава 5. Результаты практики внимательности. Второе дополнительное занятие
К сожалению, гораздо легче думать о пребывании в настоящем, чем действительно быть в нём.
Студент: Я полагаю, что чем больше люди оказываются в контакте со своим телом — это относится и ко мне, — тем легче им говорить о своих чувствах. Мне кажется, что я при этом и думаю более ясно.
Например, я начал пользоваться чувствованием-смотрением-слушанием, сидя за рулём. После этого мне уже не хочется убить человека за то, что он поворачивает перед моим носом, или внезапно останавливается, или едет впритык к моей машине. Я говорю себе: «Он был невнимателен» или «Он не заметил светофора». Теперь я могу быть таким, и это происходит благодаря более высокому уровню сознания.
Когда мы абстрагируемся, уходим в размышления и покидаем чувственную реальность, другие люди становятся для нас больше похожими на вещи. Они превращаются в абстракции, так что их легко поместить в какую-нибудь категорию, вроде «чёртов ублюдок» или «убить его мало» и т. п. Если вы несколько больше присутствуете в настоящем, эти люди каким-то образом становятся более реальными.
[...] Чувство внимательности — это спокойное, глубокое чувство удовлетворения, испытываемого от того, что мы живы, что мы здесь и обращаем внимание на происходящее в настоящий момент, в реальности.
Как будто в нашей голове есть восприимчивый эмоциональный гений и восприимчивый интеллектуальный гений; они видят ту же жизнь, что и мы, предлагают нам прекрасные прозрения, идеи, возможности разрешения наших проблем, но мы совершенно глухи к их советам. Основная причина нашей глухоты состоит в том, что мы очень заняты, все время погружены в свои мысли и эмоции и поэтому не слышим этих двух гениев.
Повозка — наше физическое тело. Лошадь — эмоции. Возничий — наш интеллектуальный ум. Хозяин — это то, чем мы могли бы стать, если бы развили свою высшую природу.
Однако при этом говорится и о том, что усилия, которые вы прилагаете, никогда не пропадают даром, потому что они питают нечто живое. И тогда, как дар, появляется опыт спонтанной внимательности.
«Работайте, как будто всё зависит от усилия. Молитесь, как будто всё зависит от молитвы».
Каждый раз, когда вы забываете о чувствовании-смотрении-слушании, о том, чтобы быть более внимательным, теряется много времени — времени, когда вы не были живыми.
В нашей нервной системе биологически заложена готовность уделять максимум внимания тому, что изменяется, особенно изменяется внезапно: это заслуживает внимания тут же, немедленно, потому что это может быть нечто такое, что собирается вас съесть или что могли бы съесть вы.
Главное ограничение, на котором я бы настаивал, состоит в том, чтобы не переходить улицу с закрытыми глазами надеясь благодаря этому лучше чувствовать руки и ноги, и не делать других подобных вещей.
Одна из главных причин, по которым я предлагаю вам это медитативное упражнение, заключается в том, что мне не хочется, чтобы вы рассматривали всё, что мы делаем, только как работу. Жизненно необходимо, чтобы это было также игрой.
Это политически некорректный, грязный и сексуально скользкий анекдот, так что я отдаю себе отчёт в том, что делаю рискованный шаг. Меня извиняет только то, что я делаю это с благой целью. Итак, чувствуйте глубоко. Знаете ли вы, почему у женщин нет мозгов? (Обратите внимание на ощущения в теле, прямо сейчас.) Потому что у них не болтается между ног ничего такого, куда они могли бы их деть. (С космическим чувством времени колокол звонит прямо сейчас.) Как срабатывает шутка? Как правило, шутка начинается с того, что ваш ум загоняют в какую-то схему. Вам рисуют стереотип или набор стереотипов и направляют вашу мысль определённым образом. И вдруг, в кульминационный момент, платформу, которую вы приняли, выбивают у вас из-под ног и ваш ум на мгновение парит свободно. Сначала вы были ограничены, зажаты и сфокусированы, и вдруг вы оказываетесь в состоянии гораздо большей свободы. Вспомните свои телесные, эмоциональные и интеллектуальные переживания в тот момент, когда я сказал: «Знаете ли вы, почему у женщин...» (в нашей теперешней культурной ситуации слово женщина действительно звучит как вызов).
Помните, я уже говорил, что выполнение практики внимательности в повседневной жизни, особенно в ситуациях, когда она действительно трудна, даёт возможность увидеть вещи, с которыми вы могли бы не встретиться за годы спокойной медитации в каком-нибудь прекрасном ашраме.
Почему бы вам, раз уж вы всё равно собираетесь к ней, не принять страдание сознательно, с внимательностью и не извлечь из этого какую-то пользу, вместо того чтобы страдать бессознательно и попусту злиться?
Подобное упражнение есть в гештальттерапии; оно называется «континуум сознавания». Оно заключается в описании своих чувств в отдельно взятый момент времени.
Удовольствие здесь, в моём теле, сейчас — это более интенсивное удовольствие: почему же мой ум уходит в «тогда и туда», куда-то за пределы настоящего? Сила привычки думания, уводящая мысль, удивительна; мы оставляем даже непосредственное удовольствие. В конце концов, мы думаем о том, насколько лучше было бы, если бы... Как может удовольствие в настоящем сравниться с тем, что могло бы быть? [...] Как ни странно, но сосредоточиться на удовольствии гораздо труднее, чем на боли. Боль оказывается более убедительным мотивом для изменения отношений с переживанием!
Студент: Я попробовал солгать, рассказывая сейчас, но я не мог сделать этого, поскольку я выполнял чувствование-смотрение-слушание. Я не мог лгать, так как я был вовлечён в чувствование. Когда вы просите людей намеренно солгать, большинству это бывает очень трудно [...] Когда я несколько лет назад вёл группу по самовоспоминанию, то дал однажды участникам задание понемногу лгать каждый день не в ущерб другим. Я помню, что это задание вызвало самое большое сопротивление по сравнению со всеми прочими [...] Честность также является одной из моих высших ценностей, но вряд ли меня следует за это особо хвалить, потому что у меня мало выбора.
[...] Работа за компьютером есть нечто такое, что почти не позволяет оставаться сознательным.
Я стараюсь создать в себе нечто вроде привычки проверять время от времени, действительно ли я воспринимаю реальное ощущение, или я фантазирую по поводу ощущения [...] Скажем, я сижу на веранде своего дома и слушаю пение птиц. Я настроен на реальные качества этого звука. Но затем я ускользаю в фантазию о том, как люблю птиц, какие интересные звуки они издают, как хорошо, что я умею ценить пение птиц, и т. д.
Заметил ли кто-нибудь из вас, что чувствование-смотрение-слушание иногда делает некоторые из обычных действий более неуклюжими?
Глава 6. Результаты практики внимательности. Последняя дополнительная встреча
Похоже, многие полагают, что то, как они переживали возросшую внимательность первоначально, это правильный способ и что теперь нам следует его придерживаться. И это, несмотря на моё предупреждение о такой возможности и о том, что нам нужно следовать реальности настоящего момента, а не тому, какой она, как мы полагаем, должна быть.
Тру стори:
Может быть, в результате наших усилий мы просто не ускользаем так далеко большую часть времени, не так глубоко спим. Но это уменьшает эффект контраста. По мере постепенного накопления опыта внимательности контраст становится не столь ярким, новизна уменьшается, и нам начинает казаться, что усилия не приносят успеха.
Не забывайте избегать длительного, пристального смотрения на что-либо. Многие из вас сейчас грешат этим. Это вызывает транс. Посмотрите на что-нибудь, осознайте это и перемещайте взгляд дальше.
Студент: Теперь я сознательно выбираю время, когда я должен помнить о том, чтобы чувствовать, смотреть и слушать, но я забываю. Я заставляю себя делать это, и всё же я не здесь. Это похоже на обычную жизнь. (Общий смех.) Если же говорить серьёзно, то существует сопротивление, которое возникает при попытке жить более внимательной жизнью. Сопротивление возникает из понимания, что обычно мы не здесь, не присутствуем, и что мы страдаем из-за этого. [...] Пережив несколько моментов большей внимательности и большего присутствия, вы должны стать более чувствительными к неприсутствию [...] Но не стоит застревать на этом, не стоит отдавать этому свою энергию. Когда вы сознаёте, насколько вы отвлекаетесь и теряетесь в фантазиях, нужно просто стать присутствующим, немедленно начать чувствовать, смотреть и слушать [...] Вы можете поругать себя некоторое время за забывчивость, а потом снова начать практиковать внимательность, или вы можете сразу начать снова чувствовать, не порицая себя. Я всячески рекомендую последнее.
Вот это одна из самых удивительных мыслей:
Я хотел бы приобрести привычку всегда чувствовать, смотреть и слушать, но это не похоже на обычные привычки, а наоборот, требует их преодоления.
Это же про то, что привычка и внимательность — это антонимы, но при это хочется как-то ввести большую внимательность в привычку.
Если мы, на нашей стадии развития решим постоянно быть внимательными и присутствующими, то скорее всего забудем об этом через несколько минут, если не секунд, и потерпим неудачу. Но если вы решите быть внимательным и присутствующим на короткий период — на полминуты или минуту, вы можете научиться делать это и добиться значительного успеха, что поддержит вашу мотивацию.
Тру стори:
Не следует забывать, что использование внешних обстоятельств (вроде вождения машины) в качестве «будильников» прекрасно, но «будильники» постепенно теряют свою силу. Вы приобретаете механическую привычку чувствовать себя определенным образом, когда встречаетесь с «будильником», и можете обманывать себя, будто практикуете внимательность.
Студент: Про себя я думал, что это довольно странное поведение, но вместе с тем то был час наибольшего сознания и ощущения счастья за всю неделю. Вы вернулись к своей сущностной природе ребёнка, временно оставив взрослые «надо». Дети часто увлекаются чёрт знает чем, вещами, которые совершенно не важны по критериям взрослых. Так что вы перестали быть взрослым, которому нужно делать множество «важных» вещей и у которого нет времени, чтобы присутствовать и наслаждаться жизнью [...] В проявлении интереса есть что-то такое, что делает его одним из самых больших удовлетворений в жизни — удовлетворением, в котором мы, взрослые, в значительной степени себе отказываем.
Студент: Мне кажется, что мои переживания сейчас менее динамичны, чем тогда, когда я только начал осуществлять эту практику. Тогда я имел опыт, больше основанный на чувствовании, а теперь он содержит более ментальный компонент, что-то вроде «я это уже знаю». Вроде того, что, когда встречаешься с кем-то в первый раз, все так интересно, а со временем становится скучно, потому что всё уже знакомо. Вы попробовали несколько раз, и ваш интеллект всё «просчитал». Так зачем вам теперь снова обращать внимание, если интеллект всё это уже знает? Именно такая установка погружает нас глубоко в сон наяву, в сансару — чувство, что мы всё вычислили и теперь можем автоматически обращать внимание лишь на то, что «важно».
Появляется звук, и ум говорит: «А, это звонит колокол; я знаю, что такое колокола, мне не нужно действительно слушать его звук, у меня есть слова для него». Это всё автоматично, и обусловленный ум просто передаёт ваши представления о колоколах сознанию, и через представление пробивается очень мало реального качества звука [...] Таков способ, каким ложная личность берёт верх и пожирает сущность. У нас есть слова для всего, у нас есть понятия о переживаниях, и нам не нужны действительные переживания. Это не очень, так сказать, питательно, мы теряем таким образом богатство пищи впечатлений. Мы питаемся тощими, безвкусными абстракциями по поводу впечатлений, вместо самих «сочных» впечатлений.
Студентка: [...] Потом я отправилась в ночной клуб и около сорока пяти минут практиковала там внимательность.
Как я говорил в первый день, я хочу поделиться с вами способом быть внимательным в жизни, а не тем, как уходить от жизни.
Парадоксально, но факт: оставляя погоню за счастьем и стремясь к внимательности, вы достигаете гораздо большего счастья.
Студент: Я опасаюсь, что могу потерять чувство спонтанности. Мне кажется, что старание быть более внимательным — нечто тяжёлое и вязкое [...] Я видел в гурджиевских группах людей, которые чувствуют, смотрят и слушают очень серьёзно. Но это ложная серьёзность.
Про то, что внимательность мешает спонтанности:
Студент: Когда есть спонтанность, возникает определённое ощущение свободы [...] В моём понимании, однако, та спонтанность, которую теряете вы, это зависимая, истерическая, или «вызванная», спонтанность [...] Они будут говорить: «Что-то ты сегодня очень спокойный. Что случилось?» Они недоумевают, почему вы не распеваете песен, не кричите, не прыгаете и не бегаете вокруг, как все остальные.
Давайте ещё немного поговорим об истерической спонтанности. Можете ли вы вспомнить случаи, когда вы с кем-то хорошо проводили время, но вместе с тем испытывали какое-то отчаянное состояние и как бы не замечали, что за ним скрывается?
Гурджиев предупреждал, что, практикуя внимательность, мы становимся менее интересными для своих друзей.
Студентка: Нет, я сопровождаю свою речь жестикуляцией, размахиваю руками, но это я делаю автоматически. Я не очень в контакте со своим телом.
Итак, давайте помнить, что есть по меньшей мере два рода спонтанности. Один её тип исходит из автоматической и невротически-ведомой части ума. Она находится вне полного света обыденного сознания, так что кажется спонтанной: с нами происходят какие-то вещи, но мы не видим для этого причин.
Как я говорил в прошлый раз, использование вины — дело тонкое, и позволять ей появляться механически — значит крайне ограничивать её полезность.
Мы живём в мире, где все выпили новой воды.
Будьте особенно настороже, чтобы не посчитать себя, столь занятого работой над развитием внимательности, выше других. Это одна из ловушек, скрытых в такой работе.
Некоторые из этих групп, вероятно, видоизменились и превратились в мелкие общества по отправлению культа, хотя не исключено, что, используя их с осторожностью, можно многому научиться.
Когда вы созерцаете что-либо, то выполняйте это как можно более интенсивно, с более открытым умом, чем обычно.
Важно становиться всё более чувствительным к нюансам того, где и как находитесь вы, что и как сознаёте. Это постепенно даст вам возможность лучше чувствовать других людей и естественно воспринимать, насколько глубоко они погружены в мир фантазий и насколько близки к настоящему.
Значат ли что-то особенное для меня мои знания о том, что у меня есть две руки и две ноги, или же я получаю непосредственные динамические ощущения от них?
Порой приходит мысль о том, что неплохо было бы целый день побездельничать. Конечно, я постарался бы при этом сознавать себя, чувствуя и смакуя ощущение скуки!
[..] В тибетском буддизме, согласно учению Согьяла Ринпоче, есть вещи, которые меня отталкивают. Например, длительные (от шести до восьми часов) ритуальные церемонии, в которых я намеренно не участвую, поскольку они вызывают во мне скуку и раздражение [...]
Методы Гурджиева нередко привлекают людей, помешанных на власти. Поскольку Гурджиев был жёстким в общении и с трудом выносил дураков, некоторым стало казаться, что дурное обращение с людьми — это способ пробудить их. Я не думаю, что всё так просто.
Как я уже сказал, церемониальная сторона практики не для меня, хотя она может оказаться ценной для других людей.
Студент: Когда я переживаю чувства, которых хотел бы избежать, я иногда полусознательно замечаю, что использую чувствование-смотрение-слушание, чтобы ускользнуть от переживания и выражения определённых эмоций.
Студент: Я обнаружил, что мне трудно совмещать все три восприятия — чувствование, смотрение и слушание. Подобным же образом, учась водить машину, вы забываете нажать на педаль, переключая передачу и сосредоточив внимание на руле.
Студент: Воспоминание было настоящим счастьем, хотя не имело никакого отношения к реальности. Оно было просто воспоминанием о прошлом. Я не имею ничего против счастья.
Чтобы научиться этим танцам, лучше всего примкнуть к одной из групп «Гурджиев-Фаундейшн», хотя их практикуют и в некоторых других гурджиевских группах. Это очень полезные упражнения, и им очень трудно научиться, что сделано намеренно, для тренировки внимания, которое при этом выходит за собственные ограничения.
Я практичный и прискорбно непросветлённый человек, и у меня нет возможности узнать правду о тайных организациях просветлённых людей и об их намерениях.
Приложение I. Распространение внимательности на повседневную жизнь
В одном из употреблений термин «внимательность» (mindfulness) означает ясное, осознанное (lucid) качество сознавания (awareness) повседневного опыта жизни.
Если вы едите мороженое и более живо, внимательно сознаёте, каково мороженое на вкус именно сейчас, вместо того чтобы потеряться в мыслях о прошлых и будущих стаканчиках мороженого, ведущих далее к мыслям, далеко уходящим от мороженого, вы более внимательны.
Например, печатая на компьютере, я могу быть полностью поглощённым тем, что я пишу, так что только сильные сенсорные стимулы могут привлечь моё внимание, или я могу (пользуясь гурджиевским термином) помнить себя: некая особая часть меня сознаёт, что значительная часть меня вовлечена в процесс писания, но одновременно с этим я знаю, что сижу в трясущемся вагоне на пути в университет, держа портативный компьютер на коленях, слыша на периферии сознания разговоры соседей, чувствуя своё тело и т. д.
[...] Внимательность может быть описана как продолжающееся и точное сознавание процесса сознавания, так что мысль сразу же распознается как мысль, восприятие как восприятие, эмоция как эмоция, фантазия как фантазия и так далее, и мысль не путается с эмоцией, а фантазия с восприятием.
Главная трудность:
Одно из интереснейших наблюдений, как моих, так и других людей, практиковавших внимательность, состоит в том, что в большинстве случаев не так уж трудно быть внимательным. Требуется лишь небольшое усилие, незначительный сдвиг внимания. Трудно помнить о необходимости делать это усилие!
Однако в течение последних нескольких минут вы ускользнули в какую-то фантазию, без всякой внимательности. Женщина, сидящая напротив вас, делает движение шеей, чтобы снять мышечный зажим. Когда вы видите её движение, это прерывает вашу фантазию.
Зачем нужы групповые медитации:
Степень внимательности, которую вы переживаете в ретрите, зависит, таким образом, от интенсивности вашей собственной практики, но на начальном уровне на неё также сильно воздействует напоминающая функция, реализуемая другими членами группы.
Например, на практике, студентам, у которых возникают трудности с процессом вспоминания необходимых знаний во время экзаменов, рекомендуют готовиться к экзаменам в той классной комнате, где будет проходить экзамен. Тождество стимуляционной ситуации облегчает вспоминание необходимой информации, это легче, чем если бы информация ассоциировалась с чувственным контекстом другой комнаты.
[...] Гурджиев одним из первых попытался сделать восточные духовные практики подходящими и эффективными для современных западных людей [...] Он намеренно препятствовал возможности проследить источники его учения, поскольку хотел, чтобы люди сами проверяли полезность его идей, а не принимали их под влиянием его личного авторитета или интереса к «таинственному Востоку» [...] Его главной темой было утверждение, что человек «спит», находится в состоянии сансары, что его восприятие, мышление и чувствование искажены автоматизированными убеждениями и эмоциями. «Пробуждение» к более высоким уровням сознания является для него единственной достойной целью.
Технически упрощённая ситуация ретрита может даже препятствовать способности к полной внимательности, потому что там отсутствуют многие стимулы, вызывающие наши автоматические, невнимательные, реакции, и мы не можем практиковать внимательное обхождение с ними.
Любое обычное действие, вроде приготовления чашки кофе, может стать «обычным-и-всё-же-необычным», если выполнять его внимательно.
Умывание, одевание, завтрак — всё это может рассматриваться как повод к самонаблюдению и самовоспоминанию.
Можете ли вы во время этих наблюдений настолько помнить себя, чтобы избежать отождествления с этими возникающими чувствами?
Можете ли вы сказать что-то вроде: «Боб, подмети в кухне лестницу и выбрось мусор в бачок», и сделать эту коммуникацию совершенно нейтральной, не означающей ничего кроме того, что говорится, без излишнего подтекста, что-де «я здесь приказываю, признавайте мой авторитет, делайте то, что я говорю»?
Поскольку стремление всегда быть внимательным слишком неопределённо для большинства из нас и поскольку мы легко об этом забываем, нам поначалу может помочь развитие внимательности с помощью особых упражнений.
[...] Техника упражнения — это не то же самое, что внимательность, которую оно призвано развить. Не обманывайте себя тем, что, выполняя отдельные этапы упражнения, вы автоматически становитесь внимательными.
Это невозможно, я уже полгода пытаюсь, но в момент преодоления двери я никогда, никогда, никогда не помню об этом:
Это упражнение использовалось в дзенском центре Грин-Галч под Сан-Франциско. Предлагается быть внимательными: подходя к двери, контролировать свою инерцию и первый шаг через порог делать той ногой, которая находится со стороны дверных петель.
Упражнения подобного рода, требующие определённой поведенческой реакции наряду с внимательностью, имеют тот недостаток, что через некоторое время поведение становится автоматическим и обусловленным. Насколько быстро это происходит, зависит от человека. Когда поведение становится автоматическим, появляется сильная тенденция фантазировать о внимательности в этой ситуации, вместо того чтобы действительно быть внимательным.
Или можно сделать упражнение более сложным: как только вы замечаете тенденцию к автоматичности, вы можете, например, добавить правило, что будете переступать порог таким образом по понедельникам, средам и пятницам, а по вторникам, четвергам и субботам — с другой ноги; по воскресеньям же вы проходите через дверь с той ноги, которая оказалась впереди.
Решение быть внимательным в определённой ситуации, принятое в состоянии внимательности, может быть очень полезным.
Могу ли я намеренно сдавать медленнее, чтобы увеличить своё нетерпение и сделать его более заметным для себя?
По сигналу ведущего говорящий начинает непрерывно рассказывать, что он сознаёт в настоящий момент [...] Например, когда я печатаю, я сознаю прикосновение пальцев к кнопкам, переживаю фрустрацию по поводу того, что описание происходит медленнее, чем разворачиваются переживания, так что я не могу описать весь мой опыт, ощущаю, что мои пальцы несколько опухают, чувствую напряжение в пояснице, мелькает аналитическая мысль, что мне следовало бы расширить объём опыта, мысль о том, что может подумать обо мне и моём занятии человек, сидящий напротив меня, я вспоминаю страх, который возникает у меня при этом упражнении оттого, что у меня может появиться социально неприемлемая мысль о партнёре, которому я описываю свой текущий опыт вроде сексуальной мысли, и так далее [...] Самая трудная форма этого упражнения — договориться о непрерывном сообщении обо всех текущих переживаниях, поскольку у нас действительно есть социальные табу, которые невозможно полностью убрать просто посредством инструкции говорить обо всём.
Приложение II. Рекомендуемая литература
Проверьте идеи для самих себя, измените их по мере надобности и примите только то, что явится эффективным для вас.
Будьте особенно осторожны, если вдруг обнаружите, что яростно защищаете какую-то идею. Нередко это указывает на то, что на более глубоком уровне вы не уверены в себе и боитесь признаться в этом.
Выбирая книги для этого списка, я предполагаю, что почти каждая из них (включая мои, а также и самого Гурджиева) является сочетанием мудрости и ошибок, и отделять одно от другого предоставляется читателю.
Комитет Калифорнийского университета, рассматривая её, отметил, что, поскольку её легко понять, вряд ли она может иметь какое-либо научное значение (это не выдумка!)
В этой книге Гурджиев экспериментировал с идеей, что чем больше вы работаете над чем-то, тем больше вы это цените. Он писал главу, читал её ученикам; если же они понимали её, он переписывал её заново, чтобы сделать более трудной для восприятия. Книга полна составных многосложных слов, придуманных Гурджиевым, и читать её трудно. Я слышал, что позже Гурджиев пришел к выводу, что этот метод неудачен: намеренная усложнённость не ведёт к лучшему пониманию.
См. также:
