Книга Майкла Сэндела «Справедливость»: часть 4

В предыдущей части — про утилитаризм, цену жизни людей, высших и низших удовольствиях.

Картинка с Озона

Продолжаю выписку с комментариями.

Глава 3. Либертарианство. Являемся ли мы собственниками по отношению к самим себе?

Осознайте глубину безумия самого вопроса, который предлагается обсуждать!

Экономическое неравенство в США острее, чем в других демократических странах. Некоторые люди считают такое неравенство несправедливым и выступают за налогообложение богатых, чтобы помочь бедным. Другие не согласны с подобными призывами. Эти другие говорят, что в экономическом неравенстве нет ничего несправедливого, при условии что оно возникает без насилия или мошенничества, в результате выбора, который делают люди в условиях рыночной экономики.

«Эти другие». Майкл вроде как пытается смотреть на вопрос с двух сторон, но при этом в выборе слов и выражений чувствуется, что он всё-таки считает одну из сторон не совсем серьёзной.

Людей, возражающих против перераспределения на таких основаниях, часто называют «либертарианцами».

Либертарианцы выступают против законов, которые защищают людей от себя самих.

Согласно либертарианской доктрине, налоги, перераспределяющие доходы или богатство, — форма принуждения, насилия и даже воровство.

Да в смысле «согласно либертарианской доктрине»? Это же просто факт, конкретная процедура принуждения описана в законе любой страны!

Фридрих Хайек (1899—1992) заявил, что любые попытки добиться большего экономического равенства должны носить насильственный характер и разрушать свободное общество.

Оказание помощи другим людям — одно из главных деяний, к которому никого нельзя принуждать.

Одно лишь знание того, что люди из списка Forbes 400 имеют миллиарды долларов, тогда как у многих денег нет, не позволяет сделать вывод, что такое положение дел имеет какое-либо отношение к справедливости или несправедливости.

Он рассуждает следующим образом: «Налогообложение всего, что заработано трудом, равносильно принудительному труду».

Как если бы можно было рассуждать иначе.

Разумеется, даже самая прогрессивная шкала налогообложения не претендует на 100% дохода какого-либо человека. Таким образом, государство не притязает на полную собственность налогоплательщиков. Но Нозик утверждает, что государство всё-таки предъявляет претензии на нашу частичную собственность, и эта часть соответствует доле дохода, которую мы должны платить для поддержки мероприятий, которые выходят за рамки минимального государства.

Но предположим, что в 1993 г. городской совет Чикаго или даже Конгресс США, стремясь облегчить горе болельщиков Chicago Bulls, проголосовал бы за то, чтобы обязать Джордана играть в баскетбол в 1/3 матчей следующего сезона. Большинство людей сочли бы такой закон несправедливым, нарушающим свободу Джордана. Но если Конгресс не может принудить Джордана вернуться в спорт (хотя бы на 1/3 матчей), то по какому праву он принуждает его отдавать 1/3 от тех денег, которые Джордан зарабатывает, играя в баскетбол?

По праву сильного — единственному существующему на планете праву.

Рассмотрим следующую аналогию. К вам в дом вламывается грабитель, у которого есть время, чтобы украсть или ваш 1000-долларовый плазменный телевизор, или 1000 долл. наличными, которые вы припрятали в матрасе. Вы можете надеяться, что вор украдет телевизор, поскольку в этом случае вы смогли бы решить, тратить ли свои 1000 долл. на покупку нового телевизора или отказаться от такого приобретения. Если вор крадет наличные, он лишает вас подобного выбора (допустим, что телевизор поздно возвращать в магазин с тем, чтобы вам вернули его полную стоимость). Но предпочтение, которое вы отдаете потере телевизора (или меньшей работе), совершенно не имеет отношения к сути дела; вор (и государство) делает зло в обоих случаях, как бы жертвы ни пытались смягчить свои потери.

Потому что почка — моя. Потребность, нужда не отменяет моё фундаментальное право делать то, что я хочу, с тем, что мне принадлежит.

Можно говорить, что, живя в этом обществе, Джордан даёт согласие (по меньшей мере неявное) подчиняться воле большинства и соблюдать законы. Но это означает, что мы, просто потому что живём в этом обществе как граждане, подписываем чек, в котором не проставлена сумма, и заранее соглашаемся со всеми законами, какими бы несправедливыми они ни были.

Да: «неявное согласие» подписать чек без суммы — вот и всё, на чём держится эта хрень. Но если с самого детства говорить людям, что это норма, то люди легко уверуют и даже сами начнут защищают эту дичь.

Посмотрите, как фигурирует концепция собственности на самого себя в спорах о репродуктивной свободе, сексуальной морали и правах на неприкосновенность частной жизни.

Разумеется, вас может шокировать вольное использование частей тела, и вы можете выступать за продажу органов только ради спасения жизни.

Но если у нас есть право собственности на свои тела и жизни, тогда у крестьянина есть полное право продать свою вторую почку, даже если это равноценно продаже жизни. (Этот сценарий не вполне гипотетический. В 90-х гг. один из калифорнийских заключённых хотел подарить свою вторую почку родной дочери. Комиссия по этике в больнице отказала в удовлетворении этой просьбы.)

На протяжении 90-х гг. Кеворкян (получивший известность как «Доктор Смерть») вёл кампанию за принятие законов, разрешающих помогать при суициде, и практиковал то, что проповедовал, оказав помощь 130 людям, желавшим умереть.

Во многих странах оказание помощи в совершении суицида строго запрещено — и явным образом разрешено в очень немногих странах (наибольшую известность получило такое разрешение в Нидерландах).

В ситуации с неизлечимо больными либертарианское обоснование права на оказание помощи в совершении суицида трудно отделить от обоснования соображениями сострадания.

Когда Майвеса судили, чудовищное преступление взбудоражило общественность и озадачило суд. В Германии не было закона, запрещающего каннибализм. Защита настаивала, что преступника нельзя было осудить как убийцу, поскольку жертва охотно приняла участие в собственной смерти. Защитник Майвеса утверждал, что его подзащитный виновен разве что в «убийстве по просьбе», то есть в форме оказания помощи при суициде, за что можно было получить, самое большее, пять лет тюремного заключения. Суд попытался разрешить головоломку, приговорив Майвеса к восьми с половиной годам тюремного заключения за убийство человека. Но через два года апелляционный суд отменил этот приговор как слишком мягкий и приговорил Майвеса к пожизненному заключению. В странном завершении этой отвратительной истории людоед, по сообщениям, в тюрьме стал вегетарианцем, потому что промышленное производство мяса бесчеловечно.

Каннибализм с согласия готовыми быть убитыми и съеденными взрослыми людьми становится последним, предельным тестом для либертарианского принципа собственности на самого себя и вытекающей из этого принципа концепции справедливости. Это — крайняя форма оказания помощи в совершении суицида. Поскольку данный случай не имеет ни малейшего отношения к облегчению страданий неизлечимо больного человека, оправдать его можно только на основании того, что мы являемся собственниками своих тел и своей жизни и можем делать с ними всё, что нам заблагорассудится.